Как мне рассказывали старики, а им их отцы, деды и прадеды, во все времена жители Волго - Ахтубинской поймы на территории нашего района ловили рыбу сетями. Сети были в каждом доме и занимали в хозяйстве такое же обычное и необходимое место, как лопата, топор, молоток. Сеть хороша тем, что, бросив ее в воду, можно заниматься другими делами: пахать, сеять, убирать урожай, ухаживать за садом, пасти скот, а рыбу выбрать потом. Кроме того, сеть - самое гуманное по отношению к рыбе орудие лова. Регулируя размер ячеек, можно отлавливать рыбу только нужных размеров. Смертельных травы рыбе она практически не наносит, и с точки зрения экологии - стерильнее не придумаешь.
Сети в доме умели вязать все, но занимались этим в основном дети и старики. Опыт от стариков переходил к детям, и те в длинные зимние вечера ремонтировали старые и плели новые. Были и знаменитые мастера. Почти у каждого из них был свой почерк. Старожил, взяв сеть в руки, здесь же мог сказать: это Егор Бибиков, а это Николай Тетерятников. Вязали сети в основном из льняных и пеньковых ниток, пропитывая их подручными средствами, чтобы продлить им жизнь. Вязать сеть - интересная работа, но очень кропотливая, требующая терпения, да к тому же нужны нитки. С нитками всегда были проблемы, поэтому хорошая сеть стоила хороших денег. Торговали сетями редко, потому как вязать их умели практически все. Сеть - снасть уникальная, но требовала постоянного ухода, сушки и сравнительно быстро приходила в негодность.
Поэтому в старину, кроме сетей, применялись более доступные и дешевые орудия лова: верши, коши, вентери, которые изготовлялись из разных материалов, чаще всего из прутьев лозы. Вдоль волжского побережья назывались орудия лова по-разному, хотя изготовлялись примерно по одной и той же технологии. Эти снасти домой не забирали, в лучшем случае привязывали на берегу за дерево, чтобы не унесла вода во время половодья. А даже если и унесет - не жалели. Подумаешь, невелика утрата.
Основным орудием лова сельди был круг с натянутой неглубокой сеткой, прикрепленный к щиту. Рыбак становился у крутого берега, опускал круг в воду и черпал рыбу. Применялась эта снасть и с лодки в местах большого скопления рыбы, хотя процесс лова с лодки небезопасен. Ее берегли, так как она отличалась особым долголетием и служила даже талисманом удачи и благополучия в семье. Я видел снасть, которая была изготовлена астраханским мастером более ста лет назад.
Самый безопасный способ лова рыбы, но требующий от рыбака недюжинных физических возможностей, - бредень. Кстати сказать, эта снасть применяется и сейчас, хотя и менее эффективно, чем раньше. К тому же, как и сеть, считается почему-то браконьерской.
Применялись бредни разной конфигурации, размеров, формы и длины мотни, ширины крыльев, позволяющих охватить более или менее обширные площади водоемов. Бредни в личном хозяйстве встречались сравнительно редко. Этому было несколько причин, но главная заключалась в том, что бредень требовал, как минимум, двух мужчин для того, чтобы им ловить рыбу. А это уж проблема для жителей поселков тех времен, когда они состояли из нескольких дворов, тем более на какой-нибудь зимовке, где мужиков-то раз, два и обчелся. Широкое распространение получили бредни, неводы, когда купеческие артели стали заниматься рыбацким промыслом. Практиковали эти орудия лова и колхозы в бытность, когда рыболовство было их главным делом.
С незапамятных времен применялись всевозможные донки, дошедшие до наших времен и представляющие разновидность наших теперешних закидушек, завозух. Практиковались жерлицы, переметы, о которых с учетом их современного разнообразия можно написать целую книгу. Удочка поплавковая применялась очень редко, больше для забавы, чем с целью заготовки рыбы для дома. Любители поплавочной рыбалки всегда были предметом насмешек, шуток, подковырок. Иначе как бездельниками их не называли.
Рыба в рационе потомственных волжан всегда занимала значительное место. Рыба жареная, отварная, паровая. Рыбные котлеты, пирожки с рыбой, уха, рыбные супы. Всех рыбных блюд не перечесть. Шашлык из сомятины и осетрины, осетрина в тесте... Рыба вяленая, свежего и горячего копчения, балыки, судак в соленой капусте, просто соленая рыба. В каждом доме десятки блюд, рецепты которых знали только хозяйки. Это особый разговор, и в рамки этих записок его просто не вместить.
Рыба заготавливалась бочками: бочка селедки, бочка- воблы, бочка соленой щуки и судака, соленая осетрина. Каждый хозяинё знал, сколько ему и его семье надо на зиму. Действовали по принципу, ни больше ни меньше. Из этого условия выбирали объемы бочек. К рыбе относились очень бережно, как к хлебу. Порчи и пропажи не допускали. До определенной поры рыба не была предметом купли - продажи среди местного населения.
Солидные заготовки рыбы проводились во время весенних путин или осенью, когда спадала жара. Холодильников в то время не было, но многие имели хороню оборудованные ледники. В глубоких погребах, накрытых навесом, ранней весной укладывали глыбы льда, пересыпанные деревянными опилками, травяной мукой или же мелконарезанной соломой. Некоторые использовали чистый речной песок, заготавливаемый заранее.
Укрытый таким образом лед не таял даже в самые жаркие дни, и ледник играл роль холодильника, помогавшего хозяину сохранять свежими молоко, мясо и, конечно же, рыбу. Охлаждалась здесь же в ведрах и питьевая вода, которую брали, как правило, прямо из речки. К заготовке льда готовились заранее, объединяясь с родственниками, соседями, друзьями. Работа эта трудоемкая, требующая мужской силы и сноровки. Лед пилили на речке пилами, реже колоти пешнями. Так как в большинстве своем зимы бесснежные, то ледяные плиты перевозили с речки на телегах или перетаскивали волоком. У каждого была своя технология. Затраченный труд окупался, как говорится, сторицей. Такие сооружения дошли до наших времен, я их видел у своих знакомых в Пологом Займище, Владимировне, Петропаловке. Но вернемся к рыбе...
Во времена свободного лова рыбы применялись орудия лова самые неожиданные по конструкции, используемому материалу. Среди них были и хорошие, и плохие, предполагавшие активное участие рыбака в процессе рыбалки и вообще не требующие его присутствия. Орудия лова были на любой нрав и вкус. Но все они в замысле конструкции предполагали гуманное, бережное обращение с рыбой.
Но так было очень давно. Времена свободного лова на Волге канули в Лету. На смену им пришло время контролируемого лова со своими законами, правилами, ошибками и даже глупостью тех, кто эти правила разрабатывал и утверждал. Чем жестче была деятельность рыбнадзора, тем более варварские, жестокие формы приобретало браконьерство.
На смену исторически отлаженным средствам лова, которыми человечество пользовалось чуть ли не со своего рождения, пришли действительно варварские орудия, в том числе в виде крючковых снастей всевозможного типа, особенно для отлова осетровых. В водоемах Ахтубинского района находится великое множество брошенных снастей. Они годами лежат на одном месте даже в том случае, когда хозяина в городе нет. Снасть, как ей положено, отлавливает осетровых, они погибают, сами снимаются с крючков и плывут по течению вниз, наполняя зловонным запахом затоны и заводи. Если же хозяин снимает улов, то он появляется через день или два, всегда с помощником. Отлавливают снасть особым подъемником; снимают сидящую на огромных крючьях, как правило, сделанных из сварочных электродов, рыбу, опускают снасть в воду и уезжают. Я наблюдал, оказавшись случайным свидетелем, за такой процедурой в районах Микояновой косы, Вечинкиной протоки, на Калмынке в районе бывшего пионерского лагеря, в Пшеничном и Молочном протоках. Процесс проверки снастей велся открыто днем. Никакого беспокойства, хотя бы внешнего, что могут подъехать представители рыбинспекции. Если я впервые, оказавшись случайно за все лето в этих местах, "выследил" браконьерскую снасть, то почему это трудно сделать профессионалам из рыбнадзора и уничтожить ее?
Тонны икры и десятки тонн осетрины сбываются через Ахтубинский транспортный узел. Все это увозят во все точки страны на самолетах, поездах, автомобильным транспортом. Все покупается у частных лиц. Лишь единицам удавалось купить свежую осетрину в магазине. Не секрет, что в Ахтубинске за один сезон приезжают до пяти тысяч командированных и отдыхающих. Некоторые приезжают по нескольку раз. И каждый, или почти каждый, увозит с собой минимум 1 - 2 банки икры и 5 кг осетрового мяса. Миф о всеисцеляющей силе икры гонит к браконьеру самых гордых и неподкупных. Браконьер стал осторожным. Продажа ведется через третьи - четвертые руки. Поэтому цены резко возросли. Была бы в магазине рыба, я думаю, государственная казна существенно пополнилась бы за счет перекрытия браконьерского золотого ручейка.
Уже несколько лет общественность обсуждает вопрос о возможности приобретать лицензии на отлов осетровых. Но соответствующие лица никак не могут пойти на это, даже сейчас, в век откровенности и гласности. Вопрос стал актуальным не только на Волге, но и в других регионах страны. Я никак не могу понять, почему те, кто обживал эти места в далеком прошлом, родившиеся здесь, облагораживающие прожженную солнцем, иссушенную солончаковыми ветрами землю, не имеют права пользоваться богатствами своего края. Я считаю, что они должны такое право иметь. А лишают их этого определенные круги незаконно.
Местные жители, не протестуя открыто, это право за собой сохраняют и ловят тайком. А эго очень удобно браконьеру, который прикрывается теми, кто ловит такую рыбу один раз в год для своего стола, для стола семьи:
Об этом много лет назад я разговаривал с одним местным потомственным рыбаком. Он мне прямо говорил: - В таком положении вещей заинтересована вся служба рыбнадзора в стране. Посмотри на наш рыбнадзор - дома построили себе и детям. Машины купили не только себе, но и родственникам. На какие шиши? Ты знаешь оклад рыбинспектора? Долго же с него копить надо, чтобы купить "Жигули", а покупают, и не единицы. Вот так-то!Мой знакомый сидел в это время на деревянном ящике, накрытом старенькой фуфайкой, в маленькой беседке, пристроенной прямо к его деревянному домику, увитому виноградными лозами, и вязал сеть. Маленький, сухонький, очень шустрый старичок. Руки его автоматически сновали взад и вперед, и к ногам его стекал зеленоватый ручеек, напоминающий чем-то сказочную кисею. Когда я к нему пришел через неделю, то увидел, что все пространство беседки завешано сеткой. Это была не только хорошо сделанная вещь, но и в высшей степени красивая. Все детали сетки, само полотно, подборы, барабелки были сделаны с такой аккуратностью, что все это напоминало декоративное полотно. Нитки тонкие, как волоски, выкрашенные в зеленоватый цвет, излучали какую-то обворожительную прохладу. Я сжимал часть сетки в комок и как только разжимал пальцы, она легко распадалась в воздухе. Беседка представлялась мне в этот момент сказочным уголком антиквара.Стал уговаривать хозяина, чтобы он мне ее продал.
- Не могу, - ответил тот. - Делаю по заказу. Ищи нитки, сплету и тебе.- Тут кто-то завозился у калитки, и, к моему большому удивлению, я увидел человека, с которым где-то встречался. - А вот и он, - обрадовался старик, - разговаривай с ним. - Мы поздоровались, и я с ходу приступил к делу. Он засмеялся:
- Пет, что ты! Это я для себя. Хочу оборудовать свою прихожую. Я ведь человек корнями тутошний, а живу в Москве. Тянет сюда, а приезжать часто уже не могу. Старость, наверное, приближается. Заезжай ко мне, увидишь.
- Тогда, дай или продай нитки, - не унимался я.
И здесь знакомый залился неукротимым смехом. Я немного опешил, так громко он хохотал без особой, как мне казалось, причины. Успокоившись, он мне доверительно шепнул:
- Нитки из Китая, натуральный шелк, ведро икры отдал, - и захохотал снова.
- Понимаешь? - произнес он, утирая кулаком слезы.
Я понимал плохо. мор только догадываться, что это редкость, да и стоит очень дорого. Я сдался. Много лет спустя я действительно сидел в одной московской квартире, прихожая которой была превращена в маленький краеведческий музей, все экспонаты которого были добыты в наших местах. В центре стояли маленький журнальный столик и два аккуратных кресла, вырезанные из стволов деревьев. Вдоль стен с каким-то особым вкусом была развешана сетка, в которой было воплощено все лучшее, что в этом деле накопил многовековой опыт потомственных волжских рыбаков. Она обвивала прекрасные фотографии наших волжских мест, каким-то своеобразием вырисовывая линию горизонта и бесконечных, очаровывающих своей красотой и частотой песчаных плесов. Прямо перед столам на степе в центре - огромная цветная фотография хозяина с осетром в руках. В углу как бы выточенная из мрамора улыбалась, покрытая лаком, удивительной формы коряга. Сверху и внутри ее, как живые, стояли чучела птиц. Я с наслаждением изучал прихожую, рассматривал стоящую здесь мебель. Спинки, подлокотники кресел, какой-то непонятной формы ножки стола были покрыты резьбой, изображающей животный и птичий мир наших мест. Резьба была искусна обожжена. Покрытая разноцветным лаком, она излучение пространство тишину и покой.
Хозяин поставил на стол бутылку холодного пива. Мы выпили по глотку. Он жаловался на свои болезни, на неожиданно пришедшую старость. Я слушал его и любовался сетью, которая как бы раздвигала стены прихожей, создавая впечатление, что я сижу на своем любимом месте, на берегу Корчеватой Ахтубы, а не на двенадцатом этаже московского дома. Аналогия была полной, только не звенели комары да не навевал дрему прохладный ветерок. Я пил пиво и продолжал удивляться: "Умеют же люди". Мой взгляд постоянно "цеплялся" за сетку. Вспоминая нашего земляка, я в который уже раз восхищался его золотыми руками.
- Очень красиво, - не выдержав, произнес я.
- Произведение искусства, - довольный моей похвалой, подтвердил хозяин, доставая из холодильника очередную бутылку пива.
В.В.Удалец
